Политзаключенные беларуски спят на полу, принимают душ в лучшем случае раз в неделю, не имеют своевременного доступа к медицинскому обслуживанию, а часто и к необходимым предметам гигиены. На женщин давят психологически, угрожают забрать детей. После освобождения они часто остаются наедине с проблемами. Журналистка Евгения Долгая собирает истории политзаключенных беларусок, а художница Анна Татур рисует их портреты. Так вместе девушки делают проект «Палітвязынка». Поговорили о нем с Евгенией.
– Женя, объясни, пожалуйста, в начале, что означает название «Палітвязынка».
– Когда мы начинали проект с украинскими коллегами и названия еще не было, мы рассуждали: мужчин называют политзаключенными, также есть слово «палітвязень», а вот феминитива нет – о женщине можно сказать только «политзаключенная». Тогда мы сами придумали нужный нам феминитив – «палітвязынка». Так и назвали проект. Я уже очень привыкла к этому слову, использую его в повседневной жизни.
– Расскажи, как начиналась «Палітвязынка». Ты до сих пор ее делаешь вместе с украинцами?
– Идея у меня появилась давно. Я пережила задержание, потом наблюдала, как задерживают других женщин, как их шантажируют детьми. Я сама прошла через такой жесткий шантаж. Потом в Украине, куда я сначала уехала из Беларуси, когда я разговаривала на эту тему с местными журналистами, я часто слышала упрек беларусам, что они снимали обувь, чтобы встать на лавочки, в то время как украинцы Майдан делали. А женщин упрекали, что они дарили цветы милиционерам. Меня очень возмущало это обесценивание. Я рассказала об этом возмущении коллеге Лесе Ганже, и она предложила мне делать совместный проект о женщинах. Мы создали сайт, я начала собирать истории. К нам присоединилась художница Анна Татур, она учится во французской школе искусств и сказала, что ей было бы интересно в таком принять участие и использовать это в рамках своего учебного проекта.
За несколько дней до войны я познакомилась с украинской художницей Алевтиной Кахидзе, она тоже захотела присоединиться. А потом началась война. Леся ушла на фронт. Алевтина прекратила почти все отношения с беларусами. Остались только мы с Анной и дизайнером. У меня было много мыслей о том, следует ли дальше продолжать, я была очень уставшая, потому что пришлось убегать от войны и начинать новую жизнь в Польше.
– Однако ты продолжила. Что вдохновило?
– В Беларуси начали задерживать за антивоенную позицию. Одновременно развивалась ксенофобия в отношении беларусов со стороны украинцев, и я решила, что буду продолжать. Анна сделала о портретах заключенных женщин проект в своем колледже, перевела истории на французский язык, написала их от руки и получила наивысший балл от преподавателей. Они были впечатлены тем, что увидели и прочитали.
– Сколько у вас сейчас портретов женщин?
– На сайте у нас список политзаключенных женщин и 110 портретов-историй. Всего в Беларуси – 208 политзаключенных женщин. В том числе среди них женщины, которых пока не признали политзаключенными, но все они задержаны по политическим мотивам. Я хочу написать о каждой.
– Что ты хочешь донести людям этой инициативой?
– Что беларусская тюремная система – садистская. Она уничтожает людей. Еще хочу разрушить легенду, что Лукашенко – «женский» президент: с женщинами не воюет, потому что любит их. Я такие высказывания даже в западных СМИ видела. Но ведь это не так. На самом деле он выстроил систему, в которой над женщинами страшно издеваются.
– Как ты собираешь истории? Где берешь информацию? Охотно ли разговаривают женщины, вышедшие из тюрем?
– Мне пишут очень многие освобожденные женщины. Они благодарят за свои портреты, ставят их себе на аватарки, рассказывают о своих подругах в заключении. Так я получаю информацию о тех, кто еще в неволе, поскольку их портреты мы тоже делаем. Особенно важно писать о тех, кто еще в тюрьме, потому что они сами о себе сказать не могут, и с течением времени о них якобы забывают.
Например, бывшая политзаключенная Инна Широкая рассказала о Марине Золотовой, с которой они вместе сидели. В частности, что Марина, несмотря на очень неудобные условия, ежедневно мыла руками белую майку. Так мы видим ее дисциплинированность и что ей важна чистота даже там. И о таком важно знать.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Я специально спрашиваю о бытовых моментах, чтобы показать весь ужас этой системы. Мы много говорим о Новой Беларуси, и нам нужно сейчас слушать эти тюремные рассказы, чтобы в Новой Беларуси уничтожить эту систему.
– Женя, ты разговариваешь только с теми «палітвязынкамі», которые уехали из Беларуси, или с теми, которые остаются, тоже?
– Открыто, под своим именем, соглашаются рассказывать только уехавшие. Те, что в Беларуси, говорят анонимно. Для меня ценны все истории.
– О чем рассказывают беларуски, освободившиеся из тюрем?
– Истории разные. Общее у них то, что женщины очень замученные, дезориентированные, говорят, что после освобождения не понимают, в каком мире они сейчас. Оля Горбунова рассказывала, что в заключении делают все, чтобы тебя сломать, убедить, что на свободе о тебе забыли. Блокируют письма, изолируют тебя. Особенно когда началась война, говорили, что все люди уезжают, тюрьму сейчас разбомбят, и вы все здесь так и погибнете. Постоянное психологическое давление. Каждый день нужно бороться, чтобы спасти себя.
– Много ли рассказов о жестоком обращении, физическом насилии?
– Женщин в наших тюрьмах бьют не так часто, как мужчин, это правда. Но над женщинами очень сильно издеваются морально. Особенно над теми, у кого есть дети, ведь это болевая точка, на которую всегда можно надавить. К физическим издевательствам можно отнести ШИЗО. Мне рассказывали про Ольгу Класковскую, что она оттуда не выходит, спит на полу, ей создают условия, чтобы ее бойкотировал весь отряд.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
В колониях еще могут так издеваться – блокировать нормальные письма, от родственников, но передавать от объюзеров, с угрозами. Такие письма цензура пропускает. Мне известна история, когда женщина получала письма, автор которых угрожал убить ее дочь.
– Женя, а зачем говорить отдельно о политзаключенных женщинах, выносить их имена в проект, отдельно от мужчин-политзаключенных?
– Важно говорить и о мужчинах. Чем больше будут говорить, тем лучше. Но женская история – это моя личная. Я сама как женщина прошла через это. И мне очень не нравится нарратив, что наши женщины только с цветами ходили. Нет! У нас много женщин сильно пострадали, некоторые осуждены на десятилетия по террористическим статьям.
Еще когда мы говорим о женщинах, то и про их маленьких детях, которые тоже страдают. У нас за последние два года появилось много детей, разлученных с родителями. Особенно страшно, когда женщина одна воспитывала ребенка до задержания, а таких семей у нас много. В результате мы получаем очередное травмированное поколение.
Очень много людей, которых нужно реабилитировать. Без помощи после тюрьмы кто-то может уйти в зависимость, другой будет «кошмарить» своих близких. Об этом нужно говорить и с этим нужно работать. И женский аспект я могу здесь лучше раскрыть.
– Женя, ты упоминаешь о необходимости реабилитации. Достаточно ли ее у нас для тех, кто освобождается?
– Программы есть, и если ты можешь попросить, то помощь тебе найдут. Но как раз попросить могут не все, и я не знаю, как это выстроить. Возможно, это должно работать так: правозащитники узнают, что человек вышел на свободу, его сразу везут на реабилитацию. Но тогда нужен кто-то на местах, а как это делать в существующих условиях, непонятно. В итоге люди у нас в основном выходят в никуда, если уж совсем честно говорить.
Наиболее комплексная помощь бывшим политзаключенным на сегодня в BYSOL.
– Большинство бывших политзаключенных женщин уезжает или остается в Беларуси после тюрьмы?
– В основном уезжают. Ведь понимают, что им не дадут спокойно жить. Не выдерживают психологического давления, угроз, особенно боятся за детей.
– Какова ситуация с рассказами «палітвязынак» в местах заключения с гигиеной, медицинской помощью для женщин?
– Все ужасно, особенно в ИВС. Много где тараканы, крысы, мыши. В Жодино женщины закрывают перед сном уши ватными дисками, чтобы не заползли тараканы.
Помыться можно в лучшем случае раз в неделю. Женщины делают себе душ, набирая теплую воду в бутылки.
С лечением все плохо. От недостатка витаминов сильно крошатся зубы, а стоматологическую помощь почти невозможно получить. Так же, как и гинекологическую. Там очень часто случаются заболевания по женской части, почек. Большую проблему составляет геморрой, потому что питание плохое, почти нет клетчатки, туалеты неудобные. У женщин ухудшается зрение, поскольку 24 часа в камере зажжен свет.
Сложно с лекарствами: не все можно передавать в СИЗО и колонии. Например, если женщина пила антидепрессанты, то насильно прекращать прием нельзя – может стать хуже. Но это никого не волнует – антидепрессанты нельзя передавать. Также вопросы с гормональными лекарствами, единственное, что знаю, можно передавать гормоны щитовидной железы. Принимают для заключенных также препараты для сердца, для терапии ВИЧ.
Еще одна повсеместная проблема – вши. В камере очень часто подселяют бездомных, от которых вшами заражаются все. Не всегда удается передать специальные шампуни.
Прокладки можно передавать в передачах или женщины сами могут купить в магазине СИЗО или колонии, но для этого на счету должны быть деньги. Если некому передать вещи и положить деньги, то женщина не может ничего купить. В СИЗО в таком случае легче, потому что все делятся, в колониях уже сложнее.
– Женя, достаточно ли, на твой взгляд, сегодня говорят о проблемах политзаключенных женщин в СМИ, общественные организации, политики?
– Журналисты много пишут о женщинах. У меня вопросы прежде всего к тем, кто себя относит к демсилам. Например, они бесконечно проводят какие-то конференции, разные люди говорят о политзаключенных. Но голосов политзаключенных там почти не слышно, и мне это непонятно. Я как-то пригласила на одну встречу бывшую политзаключенную. Она была так счастлива, что ей просто дали возможность рассказать про ее опыт. Было ясно видно, как ей это важно. Ведь дать слово – это и поддержка, и уважение. Я не понимаю, как можно несколько недель обсуждать тот же кейс с Зарецкой, когда Анастасию Лойко пытают за решеткой, бьют током. Почему мы об этом столько не говорим?
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Те, кто организовывает различные мероприятия, подписанные на «Палітвязынку», и пока никому не пришло в голову пригласить меня рассказать об этом проекте. В то время как депутат Бундестага репостит каждую мою историю и пишет о наших политических заключенных. Со мной связывались люди из Швеции, которые хотели во время вручения Нобелевской премии рассказать о наших политзаключенных женщинах. Почему шведам это интересно, а беларусам – нет?
– Женя, как ты думаешь: что нужно менять в беларусской пенитенциарной системе в отношении именно женщин?
– Прежде всего, заключение не должно рвать связей с семьей, с детьми. В этом же и государство должно быть заинтересовано, чтобы семьи не разваливались из-за изоляции одного из ее членов. Для этого свиданий должно быть не три раза а год, а намного больше. Я и ежедневно разрешила бы видеться с детьми, с мужем.
Во-вторых, нужно отменять принудительную и издевательскую работу, например, когда заставляют шить форму для силовиков. И работа должна оплачиваться.
Бытовые условия не должны быть унизительными. Доступ к средствам гигиены не должен превращаться в квест. Те же прокладки должны быть доступны бесплатно и в необходимом количестве.
В тюрьмах не должно быть издевательств со стороны сотрудников. Женщины должны иметь возможность в любой момент написать жалобу, и чтобы эти жалобы действительно что-то решали. Не должно быть препятствий в доступе к местам заключения НПО и правозащитникам.
Доступ к медицине также должен быть простым и неограниченным. В том числе к психологической помощи.
Тюрьма не должна быть местом, разрушающим человека. В том числе это касается цвета одежды. Сейчас заключенные женщины могут одеваться только в черное. Даша Чульцова рассказывала, как это влияет на психику: она сходила с ума от черного цвета.
Тюрьма настолько проникает в голову, что остается с тобой еще долго. Ольга Горбунова рассказывала, что в тюрьме делала разгрузочные дни, и даже после освобождения до сих пор это делает. Да я и сама три дня там пробыла, но до сих пор у меня привычка ходить с руками сзади. Систему нужно менять так, чтобы сохранить личность человека даже в местах заключения. Ведь расчеловечить очень легко. А что потом с этим человеком делать, когда он выйдет на свободу? Когда женщина выходит на свободу, важно не оставлять ее одну, а помочь с ресоциализацией, работой. И, конечно же, в принципе не должно быть арестов по политическим мотивам.
Посмотреть портреты политзаключенных беларусок можно на Instagram-странице, прочитать истории и поддержать инициативу – здесь.
Кроме «Палітвязынкі», Евгения Долгая ведет еще два проекта:
Анна Гончар / Авер belsat.eu