В Варшавском Беларусском мододежном хабе 9 февраля правозащитники дали большую пресс-конференцию на тему политзаключенных в Беларуси и помощи их семьям после волны задержаний в конце января.
23-24 января по по всей Беларуси сотрудники Комитета государственной безопасности провели массовые обыски, допросы и задержания родственников и близких политзаключенных, а также бывших политзаключенных, которые недавно вышли из мест заключения и оставались жить в стране. Репрессии по этому делу продолжались и на текущей неделе. Вероятно, чаще всего цель репрессий – те люди, кто получал продовольственную помощь по инициативе INeedHelpBy.
Правозащитники проанализировали волну репрессий и пообещали не прекращать помощи людям в Беларуси, а также пересмотреть свои протоколы безопасности, чтобы оказывать помощь с меньшими рисками. В пресс-конференции приняли участие соучредитель DissidentBy Вячеслав Косинеров, правозащитница «Весны» Яна Галаган, руководитель фонда BYSOL Андрей Стрижак, представитель фонда «Страна для жизни» Ольга Зазулинская, соучредитель фондов BYSOL и By_help Алексей Леончик и представительница инициативы «Хрысціянская візія» Наталья Гаркович.
Косинеров назвал недавнюю волну задержаний «кризисом 23-24 февраля» и «новым дном»: общество столкнулось с новым вызовом, когда массово задерживали просто за то, что люди получали или оказывали помощь.
Главное, что рассказали на пресс-конференции:
Леончик подчеркнул, что атака была на саму систему горизонтальной солидарности, а не просто на INeedHelpBy и или «Е-доставку», через которую инициатива высылала продукты репрессированным и их семьям. Возможно, в список для репрессий добавляли и тех, кому доставку продуктов оплачивали из-за границы. Арестовывали и тех, кто писал письма в тюрьмы или высылал деньги заключенным. Галаган добавила: волна репрессий затронула и тех, кто был на «химии» и «домашней химии» (ограничение свободы по направлению и без направления в исправительное учреждение) – уже наказанных снова задерживали и судили по административным делам.
По мнению Лявончика, наиболее вероятная схема выбора жертв была такой: силовики просто скомбинировали адреса «Е-доставки» с адресами политзаключенных и их семей. Возможно, так пытались выйти на другие каналы помощи, так как раз человек обращался за продовольственной помощью, мог обращаться и за другой. Атака пришлась по тем, кто был в самом уязвимом положении – за продовольственной помощью обращались те, у кого совсем не было денег.
Зазулинская рассказала, что известны и случаи, когда приходили и к никак не связанным с протестами, в том числе к пожилым людям, которым покупали продукты дети-эмигранты. Таким образом задержали одну 82-летнюю женщину, которую на допросе довели до госпитализации, рассказала Зазулинская. По данным Галаган, в общей сложности после допросов попали в больницу два человека.
По мнению Стрижака, такую атаку устроили, так как раньше пытались ломать каналы оказания помощи – и это не вышло, поэтому пошли за теми, кто помощь получает.
Целью волны задержаний, по словам Леончика, было максимально запугать, чтобы беларусы не помогали друг другу. Однако цели, говорит Леончик, не достигли, а получили обратный эффект: количество заявок на компенсацию правовых расходов только выросло, хотя правозащитники ожидали, что после хапуна люди будут бояться просить помочь им.
Средства на помощь есть, успокоил Леончик, как и активисты на территории Беларуси, которые помощь передают. Зазулинская призвала обращаться за юридическими консультациями в «Весну» и «Страну для жизни», так как административное наказание можно обжаловать, даже если кажется, что в Беларуси «законов нет». А Галаган просила общаться с правозащитниками в том числе чтобы те могли рассказать за границей, что репрессии в Беларуси не прекратились.
Косинеров же заметил: «Каждое действие рождает противодействие». Правозащитники объединяются и уже находят согласие там, где раньше не находили, учатся действовать более гибко.
Гаркович напомнила, что верующие (и даже десятки священников) и раньше попадали под политическое преследование, что людям в изоляторах и колониях отказывали в посещении священников и отбирали религиозную литературу.
А теперь появилась новая угроза: недавнее обновление закона «О свободе совести и религии» предусматривает перерегистрацию религиозных организаций, что позволит лишить регистрации нелояльных. По словам Гаркович, священников уже вызывали в идеологические отделы и под видом объяснений нового закона угрожали административным и уголовным преследованием.
Косинеров отметил, что силовики только делают вид, что «им все известно», когда приходят за людьми. Но правозащитники проанализировали недавнюю волну репрессий и пришли к выводу, что новых данных силовики не добыли – просто устроили массовые задержания.
Стрижак и другие выступающие говорили, что утечек баз данных от правозащитников не было, а показанные по государственному телевидению таблицы не соответствуют базам данных. По словам Стрижака, «подполье уходит все глубже», совершенствует системы безопасности и работает на уровне банковской тайны, а также по-прежнему получает информацию от действующих силовиков.
Зазулинская рассуждала: система репрессий выстроена на том, что людям не задают вопросы, а озвучивают утверждения о виновности. От давления и внезапности (а облавы начинаются в 5 утра) люди просто теряются. По словам Зазулинской, 80% информации силовики получают из телефонов тех, кого задерживают.
Леончик добавил, что пользуется принципом кластеризации доступа к информации: даже если члена By_help задержат (а такое было последний раз в начале 2021 года), тот сможет выдать лишь небольшое количество людей. По его словам, после каждой облавы активисты анализируют данные, адаптируются и «затягивают» протоколы безопасности.
Одна из слушательниц на пресс-конференции напомнила о статье 27 Конституции Беларуси: человек имеет право не давать показания против себя и родственников. Это часто работает, когда стоят на своем, говорила она: когда угрожают, что «будем разговаривать на суде», можно просто согласиться, но не обговаривать себя и близких.
На пресс-конференции звучали вопросы относительно тех, кто не подпадает под определение «политзаключенный» или не может доказать политический характер преследования: садить могут и по экономическим статьям, но по политическим причинам.
Леончик рассказал, что его фонды за три года не отказали ни по одной заявке, которая соответствовала формальным критериям. И эти критерии трактуют достаточно широко: если есть за что «зацепиться», чтобы доказать, что преследование было политическим, то помогают.
Он напомнил об уголовном деле против редакторов «Нашай нівы» – явно политическом, хотя и начатом якобы за «неуплату коммуналки». Правозащитники адаптируют свои протоколы под новые виды репрессий, заверил Леончик. Это подтвердила Галаган: так, в число политзаключенных зачисляют уже и тех, кто из-за циклических «перезадержаний» месяцами был под административным арестом.
Но одна только программа реабилитации политзаключенных требует семизначные суммы, заметил Леончик: «Вынуждены быть узкими, чтобы быть эффективными». Стрижак же говорил, что в Беларуси нарушаются права миллионов людей – такое можно исправить только на государственном уровне, это шире возможностей гражданского общества. Поэтому активисты и правозащитники сосредотачиваются на тех, кому могут помочь.
Стрижак также подсказал: разные страны имеют разные критерии для предоставления международной защиты, а та же Польша довольно широко трактует понятие «политическое преследование». А репрессированные могут начинать через BYSOL персональные сборы даже в нетипичных случаях – например, когда беженцев-пенсионеров лишают пенсий на родине.
Зазулинская ж напомнила о проекте «акта справедливости» офиса Светланы Тихановской на переходный период после смены власти: там есть и градация репрессированных по разным категориям, и механизмы реабилитации – и не только тех, кто пробыл под арестом хоть один день, а даже детей политических беженцев.
На пресс-конференцию пришла и польская активистка Эва Галушко – она была еще в коммунистические времена в движении Solidarność, была политической заключенной в начале 1980-х. Галушко спрашивала, чем могут помочь беларусам польские власти и активисты.
Стрижак заметил, что часть ответа зависит не от правозащитников, а от властей Польши. Пока после выборов в Польше идет трансфер власти, возникают различные проблемы, как то с выдачей виз, и Стрижак надеется на их скорейшее решение. Неправительственные же организации могут оказывать информационную поддержку сборам и компаниям беларусов, а также объяснять, что беларусы покидают родину не просто потому, что хотят заработать, а потому, что не могут вернуться.
Зазулинская отметила, что есть трудности с получением европейских виз для тех, кто эвакуировался в безвизовую Грузию: при обращении за польской визой таким отвечают, что «Грузия – безопасная страна», что не совсем является правдой для беларусов. Также есть проблема поддержки детей политзаключенных и политических эмигрантов: некоторые требуют лечения, проблемы – от расстройств аутичного спектра до онкологии и спинальной мышечной атрофии.
Спикер Беларусской ассоциации политзаключенных «Да волі» Олег Кулеша рассказал, что как раз с 23-го января проект визовой поддержки «Земля» заработал, визы возможно получить. Но он сетовал на то, что минское консульство делает визу от 3 до 5 дней, брестское – до 14 дней, а покидать Беларусь нужно быстрее, если есть угроза политического преследования. Он также упомянул о проблеме с визами в Грузии – люди там «попадают в ловушку».
Леончик подчеркнул, что визы – важная тема, так как на эвакуацию человека из Беларуси есть в лучшем случае день, и если не успеть, человека могут посадить на многие годы. Власти других стран, продолжил он, могут помочь санкциями, так как Александр Лукашенко «понимает только силу», а сила для Лукашенко – деньги. Когда Лукашенко перестанет зарабатывать на транзите товаров, силу почувствует.
Кулеша же напомнил, что собственными глазами видел, как руками политзаключенных делают и коробки для вооружений российской армии, и вагоны для «Беларуськалия», и гранулы для топки печей, которые потом продавались в Польше.
Также Леончик отметил, что нынешний погром гражданского общества в Беларуси куда сильнее того, что был в Польше во времена Solidarności: «Это уже Северная Корея-lite, и боюсь, чтобы не стала Северная Корея-full».
Алесь Новоборский / ВК belsat.eu