Александр Лукашенко 29 мая на встрече с председателем Центробанка России отложил вопрос единой валюты с Россией и выразил непонимание идеи «ну, типа резервной валюты там и так далее». У экономиста есть теория о том, что это может значить.
В указанной в государственных СМИ части разговора Александра Лукашенко с председателем российского Центробанка Эльвирой Набиуллиной было мало конкретики. Но Лукашенко с улыбкой говорил, что не совсем понимает, о какой резервной валюте они с другими главами государств много разговаривают – хотел услышать, когда это будет и как это будет развиваться. Просил также рассказать, что за «цифровой рубль» и как к нему будут идти, но подчеркнул, что главное – резервная валюта и дедолларизация, поскольку должны появиться какие-то новые резервные валюты.
«Цифровой рубль» – это исключительно проект российского Центробанка, который пока на стадии пилотных операций. Предполагается, что он будет равен наличному и безналичному рублю по своей в стоимости, но будет храниться не в бумажной форме или на банковских счетах, а в цифровых кошельках на платформе Банка России, и операции будут проводиться между такими кошельками через мобильные программы и интернет-банки. Это не криптовалюта, а скорее «счет в Центробанке», деньги с которого можно переводить только на другой «счет в Центробанке». Беларусский Нацбанк пока не собирался присоединяться к экспериментам, но допускал использование «цифрового рубля» в международных платежах.
По данным Международного валютного фонда, главная резервная валюта в мире – доллар Соединенных Штатов, в котором на конец 2022 года держали 58,36% резервов. Еще 20,47% резервов было в евро. На йену и фунт стерлингов приходилось соответственно 5,51% и 4,95%. Еще по паре процентов – на юань, австралийский и канадский доллар. На другие валюты – менее 4%.
Научный сотрудник Беларусского исследовательского центра BEROC Дмитрий Крук в комментарии «Белсату» объясняет: резервная валюта – это обычная национальная валюта одной страны, международно признанная годной к держанию в ней резервов. Когда говорят о резервных валютах, имеют в виду обычно те, что в корзине Международного валютного фонда (доллар, евро, юань, иена и фунт). Просто сказать, что «моя валюта резервная», недостаточно.
Под «новой резервной валютой» в российских СМИ обычно подразумевают идею новой валюты блока BRICS – Бразилии, России, Индии, Китая и Южной Африки. Идея пока «сырая», не сформулирована до конца. Предполагается, что валюта может быть обеспечена будь то корзиной валют государств BRICS, или даже редкоземельными металлами и правами на землю. Впервые об идее заговорил летом 2022 года Владимир Путин, эту идею поддержал президент Бразилии.
Идею собираются обсудить на саммите BRICS в Южной Африке в августе 2023 года – на том самом, на который Путина просили не приезжать, чтобы не пришлось его арестовывать по ордеру Международного уголовного суда как подозреваемого в военных преступлениях.
Крук подчеркивает, что не знает, о чем конкретно Лукашенко договаривался с Россией. Возможно, речь заходила и о валюте BRICS, но это «отдельная сюжетная линия», к которой непонятно, как привязана Беларусь.
Беларусь держит часть своих резервов в золоте, часть в специальных правах заимствования, часть в иностранных валютах. Сколько в чем, засекретили прошлым летом, но на 1 июля 2022 года из всех резервов эквивалентом $7,5 млрд в иностранных валютах было $3 млрд (сколько в каких валютах, не сообщали).
В фантастическом сценарии, который представляет Крук, Беларуси было бы немного проще с новой резервной валютой. Часть резервов Беларуси, которая была в евро, уже заблокирована в результате прошлогодних санкций – рискованно держать резервы в других общепризнанных резервных валютах.
«Можно свои резервы перевести и в венесуэльский боливар, но это грозит тем, что эта часть резервов может обесцениться», – отмечает Крук.
Важно то, что резервная валюта должна быть «символом стабильности»: статус резервной какая-то валюта получает, когда управляется большой по мировым меркам экономикой с устойчивыми экономическими показателями вроде инфляции и роста валового внутреннего продукта.
Если потенциальная валюта BRICS будет соответствовать качественным характеристикам, нет проблемы хранить в ней резервы, продолжает он. Теоретически, такое может и случиться, но практическое выполнение этого в ближайшие 5, 10 или 15 лет Крук называет малореалистичным.
Крук считает, что Россия, скорее всего, будет продолжать ставить вопрос о введении российского рубля в Беларуси – возможно, «под соусом объединения в рамках Евразийского экономического сообщества», но скорее, будут напрямую «ребром ставить вопрос». Возможно, сейчас Россия делает «первый заход, чтобы прощупать почву», а остальное – новая резервная валюта и «цифровой рубль» – пришлось просто «к теме».
«Если смотреть ответы, что там Лукашенко говорил, очевидно, что он этому будет сопротивляться, – уверен Крук. – Российский рубль – это такая уж визуализированная инкорпорация Беларуси в Россию».
Он вспоминает, как Беларусь и Россия в 2022 году подписали договор перехода на единую валюту и как государства абсолютно уверенно заявляли, что на единую валюту перейдут в 2005-м. Но, как говорит Крук, «в результате осмысления того, что это фактически крест на беларусской независимости» единой валюты не изменилось, а дело с тех пор не продвинулось. Правда, если до 2020 года Лукашенко мог противостоять России, то сейчас, считает Крук, «под предлогом так называемой углубленной интеграции» Лукашенко «фактически делает все, что хотят россияне».
Алесь Новоборский / Авер belsat.eu
